Экстремальная журналистика
1. Событие.
28 января 1986 года. Вечер. Общежитие Московского Авиационного Института. Студенты-старшекурсники ждут программу «Время». С интересом ждут: перестройке еще нет года, и внимание к хронике дня не праздное. А сегодня есть еще один повод: в вечерних новостях скажут, стартовал наконец шаттл, или запуск опять отложили. Можно, конечно, настроиться на «Голос Америки», но как-то лень. Разве только если «Время» не успеет сообщить… А оно может не успеть: расчетное время запуска - всего за полчаса до начала новостей, а событие не бог весть какое важное, чтобы из-за него менять заранее сверстанную программу…
Но «Время» успело. Сейчас я уже не помню, пошло ли короткое сообщение первым номером (как это было бы сегодня), или его втиснули в обычный блок зарубежных новостей, во вторую половину программы. Но его содержание впечаталось в мою память, наверное, навсегда. «Катастрофой закончился очередной запуск американского многоразового космического корабля «Челленджер». На 72-ой секунде полета произошел взрыв. Объятый пламенем корабль упал в Атлантический океан. Все члены экипажа погибли. Предполагается, что причиной катастрофы стал взрыв твердотопливного ускорителя».
Разумеется, текст я могу привести лишь приблизительно. Расслышать его было непросто: после первых же слов диктора комната потонула в страшном реве зашкаливших эмоций. Кто где ни сидел - все разом вскочили, замахали руками, завопили, будто болельщики на стадионе. Разумеется, кто-то тут же подскочил к телевизору и выкрутил до предела ручку громкости, а первый, неконтролируемый выплеск адреналина почти сразу сменился громкими шиканьями: «Да тише вы, дайте послушать!» «Ну ни х…рена себе!» «Дураки, чему радуетесь? Там же люди погибли!» «Да кто радуется?» «Да замолчите же, наконец!»
Сообщение сопровождалось кадрами, которые сегодня известны каждому. Всякий раз, видя их, я мысленно прослеживаю знакомую - до долей секунд - последовательность событий катастрофы. Но это сегодня. А в тот день - что могли разобрать мы в этих нескольких секундах невероятного видеорепортажа? Только то, что нормально летящий корабль вдруг мгновенно исчез внутри огненного шара…
Короткий репортаж закончился прежде, чем удалось установить хрупкую тишину. Диктор вещал уже о чем-то другом, совершенно ненужном и бессмысленным после того, что мы только что услышали, и был безжалостно выключен. Мы стояли, возбужденные, глядели друг на друга, и вдруг заговорили - громко, все разом, каждый со всеми и прежде всего с самим собой. Эмоции требовали выхода. Из коридора доносился топот, в дверь начали заглядывать столь же ошарашенные и разгоряченные физиономии. «Мужики, правда, что ли?!» «Вы «Время» смотрели?» «Что, все погибли? И учительница?»
2. Шок.
…Очень много всего входило в этот сложный коктейль первых эмоций. Многих в первую очередь заинтересует, не присутствовала ли в нем и в самом деле гнусная радость по поводу беды в чужом доме? Какой-то очень небольшой слой наверняка был, что уж сегодня кривить душой. Перестройке не было еще года, студентов воспитывали как будущих офицеров, супостат у страны имелся единый и вполне конкретно обозначенный, а накал «мирной» космической гонки не уступал какой-нибудь региональной войне среднего калибра… Понятно, что «взросление и мужание» в такой обстановке вряд ли может пройти абсолютно бесследно.
Но уж если искать в том коктейле оттенки положительных эмоций, то куда заметнее было бы пресловутое «чувство глубокого удовлетворения», мрачное «я же говорил…». Вот для него оснований было куда больше: без пяти минут инженеры-ракетчики, мы прекрасно осознавали все фундаментальные недостатки американских кораблей. Катастрофа вовсе не была для нас случайностью: она надвигалась неотвратимо, и была вопросом не «если», а «когда». Происшедшее было лишь подтверждением нашей технической интуиции - но подтверждением громким, мощным, и все равно совершенно неожиданным!
Самым мощным эмоциональным компонентом было, пожалуй, ощущение творящейся на твоих глазах Истории. Перестройке не было еще года, и наше поколение практически не видело воочию по-настоящему исторических событий - это позже мы объедимся ими до отрыжки. Не считать же, в самом деле, «историческими» съезды партии к престарелому генсеку, поход Шпаро к Северному полюсу или околоземные полеты космонавтов… При нас не случалось космических катастроф, мы опоздали к лунной эпопее «Аполлонов», шаттлы не оправдывали возлагавшихся на них надежд, и было совершенно неясно, с какой стати должен был их оправдать безнадежно отстававший по срокам и все еще наглухо засекречнный «Буран»… И вот теперь, на наших глазах, почти в прямом эфире, происходило Событие, которое войдет в учебники истории, с которым будут сверяться поколения и через много лет после нас. Именно «происходит», а не «произошло»: как будущие инженеры, мы прекрасно понимали, что сам по себе взрыв корабля - лишь верхушка айсберга, спусковой крючок, который повлечет за собой долгие месяцы, если не годы всевозможных расследований, анализов, переделок, оставит длинный шлейф технических и политических последствий… и все это еще не произошло, еще впереди!
А сквозь все эти попытки мгновенного анализа неумолимо пробивалась тяжелая трагическая нота. Слишком хорошо мы все представляли, что это такое - взрыв ракеты… Мы не помнили навскидку всех членов экипажа - слишком частыми и слишком многолюдными были полеты шаттлов. Но имена Джудит Резник и школьной учительницы Кристы Маколифф были, разумеется, на слуху. А человек так уж устроен, что «персонифицированные» трагедии всегда переживаются острее…
3. Экстремальная журналистика
…Когда мы чуть успокоились, мозги тут же запросили новой информации. «Голос Америки» нашелся мгновенно - ясно, чисто, как из соседней комнаты. Перестройке не было еще года, но глушение уже прекратилось, и радиоволн хватало на всех. Это сегодня новостные интернет-ленты ложатся плоско от любого по-настоящему интересного события… «Голос», впрочем, мало что добавил к тому, что и так было ясно из репортажа. Лишь поименный списка экипажа сделал трагедию еще ближе и эмоциональнее…
Надвигалась ночь, но о том, чтобы ложиться спать, нечего было и думать. Все равно не заснешь! Хотелось что-то сделать, но что? Не помню, кому первому пришла в голову идея написать статью. Кто ее будет писать, было понятно без разговоров: я уже тогда был признанным «космическим авторитетом» даже среди преподавателей, не говоря уже о коллегах-студентах. Да и «домашней журналистикой» баловался регулярно и охотно. Я ухватился за идею с радостью: выплеснуть на бумагу все, что кипело внутри, освободиться от «тяжелого груза знаний», вернуть утраченное душевное равновесие…
Я взял ручку и пачку бумаги (где я ночью в общаге найду пишмашинку?) и отправился в учебную комнату - были у нас такие на каждом этаже. Писать было легко, текст лился на бумагу сам собой, но это не было наитие - просто вся статья, от первой до последней букве, как-то сама вдруг возникла в голове, и требовались лишь терпение и труд, чтобы перенести ее на бумагу. Тема была, в общем, несложной - хотелось лишь последовательно рассказать, почему катастрофа была переопределена и закономерна, заранее ответить на еще не заданные читателями, но легко предсказуемые вопросы, и сделать последующие обсуждения более конструктивными.
Терпения и труда потребовалось немало. Статью было решено оформить как экстренный выпуск общежитейской стенгазеты «Звезда», и вывесить ее надо было к утру - по всем законам оперативной журналистики! Писать приходилось прямо набело - и разборчиво! Не было времени ни на черновики, ни на перепечатки, ни на редактуру! Пока я сидел и строчил, строго следя, чтобы мысль не обгоняла перо, друзья тоже не сидели без дела. Одни продолжали слушать «Голос» и приходили оповестить меня, если звучало что-то новое. Другие демонтировали текущие материалы со стенда «Звезды», готовя место для экстренного выпуска. Третьи рисовали заголовок по моему корявому эскизу. Четвертые сидели на телефоне, выцарапывая разрешение на публикацию… а вы как думали? Даже общежитейскую стенгазету нельзя было вывешивать без виз всевозможных комитетов комсомола, профкомов, парткомов… а попробуй-ка добудь эти визы в общежитии в десять-одиннадцать часов вечера! Еще год назад мы не стали бы и дергаться. Но теперь, хотя перестройке не было еще года, даже весьма «ответственные» работники уже рисковали брать ответственность на себя и разрешать что-то неординарное просто так - по телефонному звонку, по простому человеческому объяснению, без бумажек, виз и предварительной цензуры…
…Не помню уже, сколько часов у меня ушло на всю статью. Но в какой-то момент последняя точка наконец поставлена. Уф-ф-ф! Как гора с плеч! Стопка бумаги - десять страниц! Заголовок уже готов - однотонный, исполненный для экономии времени одним лишь черным фломастером. Узнаваемый контур стартующего шаттла, причудливо переплелся с большим разлетающимся взрывом, ниже - семь траурных рамок: имя-фамилия, имя-фамилия…Поверх - большой, заметный заголовок: «Почему это случилось?» Чуть отдает «таблоидным» стилем (который мы узнаем лишь через несколько лет) - но мне и надо, чтобы проходящие мимо по своим делам читатели «цеплялись» за картинку, останавливались, начинали читать…
Первых читателей, впрочем, заманивать не надо - они уже сами ломятся в учебку. Елки зеленые -, это глубокой-то ночью!.. Немилосердно гоню всех вниз, на первый этаж, к стенду - экземпляр-то единственный! Хватаю в комнате флакон клея и спускаюсь вослед. Аккуратно приклеиваю листы, выравнивая их по рамке стенда. Отхожу назад, оцениваю общее впечатление и вдруг понимаю, что смертельно хочу спать. Опустошение полное - выложился... Пусть теперь читатели работают. Еще немного жду первых комментариев, исправляю две-три замеченных читателями ошибки - и спать-спать-спать…
4. Отходняк.
…На следующий день я узнал, что многие студенты из общежития утром опоздали на лекции из-за моей статьи. Не скажу, чтобы я испытывал из-за этого какие-то угрызения совести. В конце концов, лекции бывают каждый день, а вот космические катастрофы… Тем более, что многие вообще не смотрели новости накануне, и впервые узнали о катастрофе прямо из статьи, по пути в институт! В то первое утро в официальных газетах, кажется, не было вообще ничего. Зато слухи «об экстренном выпуске» расползлись быстро - и во второй половине дня к стенду «Звезды» начали стягиваться паломники, не имевшие отношения к общежитию, но жаждавшие информации. Тесное пространство коридора не могло вместить всех желающих, читали в очередь. Не стану утверждать, что мое самолюбие отнеслось к такому читательскому успеху совсем уж равнодушно. :-)
Последовавшие дни были заполнены всевозможными обсуждениями, поиском новой информации, охотой за газетами. В какой-то момент я вдруг осознал, что моя ночная «экстремальная журналистика» долгое время оставалась, наверное, единственной авторской статьей на эту тему во всей стране. С неделю газеты печатали только официальные тассовки. Аналитические статьи зубров советской космической журналистики появились позже, когда картина катастрофы была в первом приближении установлена, и можно было опираться хоть на какие-то факты. Что, впрочем, не удивительно: все-таки «Правда» - более ответственное издание, чем студенческая стенгазета :-).
…Через пару недель страсти поутихли, повседневные заботы взяли свое, и жизнь вернулась в привычную колею. В как-то, торопясь домой, я пробегал мимо стенда «Звезды». У газеты больше никто не толпился: она уже отжила свое, выполнила свою функцию, и, как отработанная ракетная ступень, уже начала свое неумолимое падение назад, в безвестность... И мне вдруг остро захотелось - нет, не задержать, не остановить это падение, а просто оставить какую-то физическую память об этой эмоциональной бессонной ночи... Я остановился, достал из дипломата лезвие (которое всегда носил с собой для подчистки чертежей) и аккуратно отделил листы от стенда. Как знать - вдруг когда-нибудь пригодятся…
5. Двадцать лет спустя
По-хорошему, эту историю надо было вспоминать год назад, в 20-летнюю годовщину гибели «Челленджера». Собственно, я и собирался это сделать именно тогда. Но мы предполагаем, а судьба располагает. Планы неожиданно поменялись, и, ровно год назад, день в день, я, вместо того, чтобы сидеть дома за компьютером, стоял на балконе Национального Аэрокосмического Музея в Вашингтоне, и смотрел вниз, в зал, на мемориальную церемонию, посвященную печальному юбилею. Совсем недалеко, за Потомаком, на Арлингтонском кладбище, шла церемония официальная, государственная, звучали речи высокопоставленных чиновников НАСА и Администрации - а здесь, в музее, среди рядовых посетителей, многие из которых еще не родились в день катастрофы, атмосфера была почти домашней. И очень легко было, глядя на снимки двадцатилетней давности, вспоминать общежитие, старенький телевизор, ночную тишину учебной комнаты и возбужденную толпу у стенда…
Многое изменилось за эти двадцать лет. И НАСА теперь не совсем то, и шаттлы не совсем те. Да и катастрофа «Челленджера», к сожалению, перестала быть уникальной, после того, как еще один шаттл рассыпался в техасском небе. Что касается самой катастрофы - то о ней мы теперь знаем все, с точностью до долей секунд. Знаем, что ускорители не взрывались, как сообщалось в первых репортажах - но что именно ускоритель послужил первопричиной трагедии. Знаем, что никакого взрыва не было вообще - но что обычные аэродинамические силы от набегающего потока воздуха раскидали корабль на куски лучше любого взрыва. Знаем, что огромное белое облако, в котором исчез корабль, не было ни огнем, ни дымом - а лишь паром выплеснувшегося криогенного топлива. Знаем, что шаттлы стали со времени катастрофы надежнее и безопаснее - но что фундаментальные недостатки, заложенные еще на этапе проектирования, устранить по-прежнему невозможно. Знаем, что НАСА наконец осознало бесполезность дальнейших половинчатых модификаций многоразовых кораблей - и впервые всерьез задумалось о полноценной замене…
Но главное, что изменилось за эти годы - это информационное окружение, в котором мы живем. Компьютеры разошлись по миру, вошли в каждый дом и объединились в интернет - а интернет преобразовал буквально каждый аспект нашего взаимодействия с информацией. Не верите? Просто сравните информационное сопровождение двух похожих катастроф: «Челленджера» и «Колумбии». Впрочем, это тема для отдельного разговора…
6. Импульс последействия.
…Спустя еще полгода мне удалось добраться до своего старого «бумажного» архива. Перебирая всякие любопытные материальные свидетельства «докомьпютерной эпохи», я наткнулся и на свою рукописную статью, снятую когда-то со стенда. И подумал - а что если дать ей вторую жизнь? Вдруг кому-то будет интересно - хотя бы в исторической перспективе? Вдруг - чем черт не шутит - это и впрямь была первая статья о «Челленджере» на русском языке?
За что я люблю 21-ый век - так это за информационную легкость и изящество. Порой быстрее сделать что-то, просто на всякий случай, чем гадать, пригодится ли оно. И вот листы аккуратно разложены на полу, «мыльница» в руке… щелк-щелк-щелк! Каких-то пять минут - и артефакт двадцатилетней давности перелетает в цифровой мир. И пусть теперь оригинал хоть рассыпается в пыль - не бог весть какая ценность. Зато цифровых дубликатов теперь - хоть ухом ешь! Правда, рукописный текст с фотографий еще предстоит перебивать вручную, но главное - теперь они будут всегда под рукой. Ну а перепечатать статью можно будет когда угодно и где угодно, в любое свободное время! Перепечатать, снабдить комментариями - и в сеть. Прибегут по линкам любопытные паучки, растащат текст по своим всепланетным информаториям - и ляжет он маленьким кирпичиком в коллективную память человечества… Что, скажете, не достоин? Ага, щас! Терабайты порномусора и спама по всем углам интернета достойны, а ма-а-аленький кусочек истории нет? «Не верю!» :-)
…Сказано - сделано! Так что, если вы любопытный робот-паучок - кликайте на ссылку ниже. Если вы не робот и не паучок, но тоже любопытны и еще не устали от моих затянувшихся «мемауров» - кликайте туда же. Только будьте снисходительны - помните о прошедших двадцати годах, о ночном бессонном происхождении статьи, об очень специфической (будущие инженеры-ракетчики) адресной аудитории. Ну и о незрелом возрасте автора тоже…
Андрей Тильман
28.01.07